– У меня важная встреча в Бостоне в девять часов, и я запрещаю вам лететь в какой-то странный аэропорт Мэна!

Дайна слегка подпрыгнула от неожиданности, потом подалась дальше от этого голоса, прижавшись щекой к груди Лорел Стивенсон. Она не плакала – нет еще, но Лорел почувствовала, как содрогается ее тело.

– Ты слышишь меня? – снова заорал Джерси. – Мне нужно в Бостон! Я должен обсуждать необычно большую трансакцию финансов, и я намерен прибыть туда вовремя! – Он отстегнул свой ремень и начал подниматься из кресла. Щеки его покраснели, а в глазах появилось отсутствующее выражение, что Лорел нашла весьма пугающим. – Ты меня понял?..

– Прошу вас, – сказала Лорел. – Пожалуйста, мистер, вы пугаете девочку.

Джерси обернулся к ней, и этот жуткий пустой блуждающий взгляд упал не нее. Лорел выжидала.

– Напугал девочку?! Да мы же меняем курс на какой-то сраный аэропорт у черта на куличках! А тебя беспокоит какая-то…

– А ну сядьте, или я вам врежу! – сказал Гаффни, поднимаясь с кресла. Он был старше Джерси лет на двадцать, но куда более массивный, с широкой грудью. Закатав рукава своей красной фланелевой рубахи до локтя, он сжал кулаки. Мускулы на руках приметно вздулись. Выглядел Гаффни как лесопильщик, готовый уйти на пенсию.

Джерси оскалил зубы. Волчья гримаса испугала Лорел, потому что этот человек в костюме джерси без воротничка сам не понимал, что у него отразилось на лице. Она первой из всех подумала – не безумец ли он.

– В одиночку не получится, папаша, – сказал Джерси.

– Нет, не в одиночку! – Это был лысый человек из отсека делового класса. – Я тебе врежу сам, если не заткнешься.

Альберт Косснер набрался храбрости и добавил:

– Я тоже, ты – поц. – О, как хорошо было вот так высказаться. Вот теперь он почувствовал себя, как один из ребят Аламо, переступивший черту, которую провел полковник Трэвис на земле.

Джерси огляделся по сторонам. И снова лицо исказилось в странной волчьей гримасе.

– Ясно, ясно… Все против меня. Хорошо. – Он уселся и посмотрел на всех ненавидящим взглядом. – Но если бы вы знали хоть что-нибудь о рынке закладных бумаг в Южной Америке… – Он не закончил фразу. На соседнем кресле увидел салфетку. Подобрал ее и начал раздирать на длинные тонкие полоски.

– Кто-нибудь знает, как управляться на кухне с их плитой? – спросил Лысый так, словно ничего не произошло. – Я хочу поужинать.

Никто не ответил.

– Не ожидал такого, – с грустью сказал лысый мужчина. – Эра специализации. Просто жить стыдно в такую эпоху. – С этим философским замечанием Лысый вернулся в деловой класс.

Лорел опустила глаза и увидела, что под оправой темных очков щеки Дайны Беллман были мокрыми от слез. Лорел моментально забыла о собственном страхе, о замешательстве и обняла девочку.

– Не плачь, миленькая. Тот дяденька был просто ужасно расстроен. Сейчас ему получше.

«Если можно назвать лучшим этот невменяемый взгляд и разрывание салфетки на тонкие полоски», – подумала она.

– Я боюсь, – прошептала Дайна. – Мы все кажемся этому дяденьке страшилами.

– Ну нет, я так не думаю, – сказала Лорел, несколько ошарашенная таким заявлением. – Почему ты так подумала?

– Я не знаю. – Дайне понравилась эта женщина, причем с первого момента, когда услышала ее голос. Только она не стала ей рассказывать, что в какой-то миг увидела всех, включая себя. Увидела этого человека с громким голосом. Она побывала внутри него, а звали его мистер Тумс, или Туми, или что-то в этом роде. Для него все они выглядели, как скопище злобных себялюбивых троллей.

Если бы она сказала об этом мисс Ли, та сразу бы решила, что она сошла с ума. Почему бы и этой тетеньке, с которой Дайна познакомилась недавно, не думать так же?

Поэтому Дайна промолчала.

Лорел поцеловала девочку в щеку. Кожа под ее губами была горячей.

– Ты не бойся, маленькая. Мы летим нормально – сама ведь чувствуешь, верно? Через несколько часов будем снова на земле.

– Это хорошо. Но только я хочу мою тетю Викки. А где она, как ты думаешь?

– Не знаю, детка, – ответила Лорел. – Сама хотела бы знать.

Дайна снова подумала о лицах, которые видел крикливый человек: такие злые, жестокие морды. Вспомнила и свое лицо его глазами: поросячья морда, спрятанная за большими черными очками. Вот тогда и дрогнула вся ее смелость, она заплакала, истерично всхлипывая, задев Лорел за живое. Лорел обняла ее, поскольку ничего иного не могла придумать, чтобы успокоить, но при этом и сама заплакала. Минут пять плакали вместе, потом Дайна начала успокаиваться. Лорел посмотрела на худого подростка, которого звали не то Альберт, не то Элвин, и заметила, что и у того глаза были мокрыми. Заметив ее взгляд, он торопливо отвернулся и начал рассматривать свои руки.

Дайна в последний раз судорожно всхлипнула и положила голову на грудь Лорел.

– Слезами горю не поможешь, верно? – сказала она.

– Я тоже так думаю, – отозвалась Лорел. – А почему бы тебе не поспать, Дайна?

Девочка вздохнула – такой одинокий, несчастный звук.

– Наверно, не смогу. Я ведь уже спала.

А рейс № 29 продолжал свой полет к востоку на высоте 36 000 футов со скоростью свыше 500 миль в час над черными равнинами Америки.

3

– А вы знаете, эта девочка сказала нечто весьма любопытное примерно час тому назад, – неожиданно произнес Дженкинс.

Девочка, о которой шла речь, снова спала, несмотря на свои сомнения. Альберт Косснер тоже клевал носом, надеясь еще разок вернуться на мифические улицы полуденного Томбстона. Скрипку в чехле он вытащил из верхней багажной секции и положил себе на колени.

– М-мм? – встрепенулся он.

– Извини, – сказал Дженкинс. – Я тебя кажется разбудил?

– Нет, нет, – заверил его Альберт. – Во всю бодрствую.

Он обратил на Дженкинса свои воспаленные глаза в знак доказательства. Под глазами пролегли тени. Дженкинсу он напомнил енота, которого напугали, когда тот копался в мусорном баке. – Чего она сказала?

– Она сказала мисс Стивенсон, что вряд ли уснет, поскольку уже поспала. До того.

Альберт некоторое время непонимающе смотрел на Дайну.

– Ну, вот она опять спит, – сказал он.

– Я вижу. Но дело не в этом, мой мальчик. Совсем не в этом.

Альберт подумал было сообщить мистеру Дженкинсу, что Туз Косснер – самый ловкий еврей к западу от Миссисипи и единственный техасец, выживший после сражения при Аламо, вовсе не «мой мальчик», но решил пропустить это мимо ушей… пока хотя бы. – Ну, и в чем тут дело?

– Я тоже спал. Заснул буквально до того, как капитан – наш первоначальный капитан – включил сигнал НЕ КУРИТЬ. У меня всегда так. Поезда, автобусы, самолеты – только заведут мотор, я тут же отключаюсь. А как у тебя, мой дорогой?

– Что у меня?

– Ну, тоже засыпаешь? Ты ведь спал, верно?

– Ну спал.

– Мы все спали, понимаешь? Исчезнувшие люди не спали.

Альберт немного подумал над странной идеей.

– Пожалуй… может быть.

– А я тебе говорю, что мы вот тут – все спали. Люди, которые исчезли, все бодрствовали.

Альберт снова обдумал его слова.

– Вообще-то, может быть.

– Для меня это пустяк, – почти благодушно сказал Дженкинс. – Я фантазирую в своих книгах ради куска хлеба. Дедукция – мой хлеб с маслом, если можно так выразиться. Ну сам подумай. Если кто-то бодрствует в тот момент, когда люди исчезают, уж наверняка закричал бы что-нибудь об убийстве, разбудив всех нас. Верно?

– Пожалуй, что и так, – согласился Альберт в задумчивости. – За исключением того человека на заднем сиденье. Его и воздушный налет не разбудит.

– Прекрасно. Твое исключение учтено. Но ведь никто не закричал, верно я говорю? И ни один из нас не знает, что произошло. Отсюда методом дедукции делаю вывод, что исчезли только бодрствовавшие пассажиры. Разумеется, с экипажем.